Что мы упускаем, сосредотачиваясь исключительно на решении общих задач
Показывая свою школу гостям, администрация обычно демонстрирует ее витрину (планы развития, свидетельства высоких результатов успеваемости и внеклассной работы, виртуозные открытые уроки лучших учителей…) – одним словом, самые яркие достижения. Но опытные педагоги, отдавая должное всему тому, что дает «внешний эффект», не могут не обращать внимания и на те мелочи (на интонации учителей, на содержание информационных стендов и др.), из которых складывается повседневная школьная жизнь. Мелочи невозможно утаить от опытного глаза, еще труднее имитировать.
Они невероятно диагностичны. Например, то, как педагоги употребляют профессиональные термины, какая реакция детей и учителей на появление гостей, дает пищу для размышлений о принятых здесь педагогических ценностях. Наш сегодняшний автор, много лет проработавший директором школы и немало поездивший по миру, размышляет о мелочах школьной жизни. Язык – зеркало реальности…
Кто-то из великих сказал, что истину невозможно понять, если смотришь прямо на нее. Она открывается бегло, иногда неожиданно, когда ты улавливаешь ее краем глаза в казалось бы банальных ситуациях. Во время своих профессиональных поездок за рубеж я прежде всего обращал внимание на «мелочи». И их анализ давал определенные основания для выводов о реальном (а не только декларируемом) характере системы школьного образования вообще и отдельной школы в частности.
Если оказывалось, что, например, в Швеции традиционная оценка «два» расшифровывается как «еще не удовлетворительно», а двоечников здесь называют «детьми со скрытым потенциалом», можно не сомневаться: гуманистическая философия образования присуща подавляющему большинству шведских педагогов. Если в американской начальной школе директор говорит нам, гостям: «Извините, идут дети!» – и мы (а не они) останавливаемся, пропускаем, чтобы первыми пройти на урок физкультуры могли дети, – то не остается сомнений в детоцентричном характере этого учебного заведения. Если японское министерство образования ставит перед педагогами задачу «усиливать у детей вкус к жизни», есть надежда на то, что в этой стране происходит реальная гуманизация школы. И израильские педагоги осознают, что прежде всего следует «строить школу для мира и любви». Излишне доказывать, что фраза «помочь ученикам со скрытым потенциалом», которую используют наши западные коллеги, звучит значительно гуманнее, чем типичные для нашей постсоветской педагогики фразы о «помощи отстающим» или «работе с неуспевающими», которые звучали еще на заре нашей пионерской юности. …а эмоции – ее отпечаток
Проводя мастер-классы по сравнительной педагогике, постоянно возвращаюсь к мысли о том, что зарубежные школы нужно не только увидеть, но и ощутить на себе их атмосферу, почувствовать на эмоциональном уровне разницу между нашими образовательными реалиями. Например, заметить, что любая американская учительница, когда видит в своей школе «чужих» людей, как правило, искренне улыбается. В нашей же у преподавателя в аналогичной ситуации чаще всего на лице написана обеспокоенность, а то и страх: может, проверяющие пришли в школу?
Однажды моя дочь-первоклассница прибежала из школы в очень радостном настроении. Оказалось, что в школе решили «закрепить» за каждым хорошо успевающим первоклассником по одному неуспевающему старшекласснику. Устроили шоу в актовом зале, во время которого не только публично отчитали почти «дядек, которые еще не выучили таблицы умножения», но и вывели их на сцену, где уже стояли в роли шефов малыши... Словом, повеселились на славу. Никто только так и не осознал степень публичного унижения, которому подверглись эти дети. Никто так и не понял и того «воспитательного» воздействия на «хороших» учеников, которые стали соучастниками акта публичной расправы над «неудачниками». В стране, где принято уважать права граждан, это привело бы к скандалу в прессе, отставкам и судебным искам. У нас же все сошло с рук. Культурного шока не почувствовали ни педагоги, ни родительское сообщество. Шоу и реальность
И сейчас отголоски той педагогики все еще дают себя знать во многих школах. Для того чтобы преодолеть большинство, мягко говоря, «нюансов» школьного образования, которые нам достались в наследство от советской педагогики, не нужны деньги. Необходимо лишь понимание того, что, например, вместо надписи «Режим работы библиотеки...» значительно лучше будет выглядеть другой вариант объявления, например: «Добро пожаловать в библиотеку с... до...».
Кстати, образовательный дизайн нигде в мире не рассматривают как несущественную мелочь. Может, поэтому у них не увидишь коридоров, окрашенных в ядовито-зеленый цвет. Некоторые наши директора школ до сих пор где-то изыскивают именно такую краску, наверное, для того, чтобы дети сразу же отказывались от лишних иллюзий относительно будущего обучения. Зато в зарубежных школах, например, могут позаботиться о том, чтобы даже двери кабинетов способствовали освоению географии: вместо номеров кабинетов могут нарисовать реки или повесить карту своего государства на дверях с внутренней стороны.
«Дьявол» тоталитарной педагогики действительно скрывается в деталях. В продвинутых гимназиях вы можете побывать на чудесных открытых уроках и внеурочных мероприятиях (еще одно слово, от которого, по-моему, следует отказаться), но несмотря на то, что там зимой в классах может быть очень холодно, детей все равно заставят быть в форме и сменной обуви. Показательная картина: солидные тети на задних партах сидят в шубах, а малыши, синие от холода, но в беленьких рубашках, показывают им очередное образцово-показушное шоу. Все чинно и красиво. И никто не задумается над тем, что на следующий день полкласса заболеют и не придут в школу. Я не знаю, хорошо это или плохо, но нигде за границей не видел, чтобы дети дружно вставали и хором затягивали «До-бры-ы-ы-ы-й де-е-е-нь» в момент появления на пороге класса кого-то из взрослых. На тебя никто не обращает никакого внимания, когда ты заходишь на урок там, и на Диком Западе (США), и на Дальнем (Япония) и на Ближнем (Израиль) Востоке. Все заняты делом. Школьники – учебой, гости – наблюдением. И те и другие уважают труд и интересы друг друга. Знания в обмен на человеческое достоинство?
У нас же с уважением достоинства ребенка дела обстоят не блестяще.
За примерами, увы, далеко ходить не надо. Вот под дверью 3-го класса стоит растерянная мама: у ребенка начался невроз после того, как учитель публично объявил неутешительные результаты контрольной и привел примеры «ужасных» ошибок. Вот взрослый человек с внешностью Шварценеггера, которому уже 20 лет накануне 1 сентября снятся обычные школьные кошмары (не может решить задачки на контрольной, его вызывают к доске, а он не может вспомнить правило).
Кстати, американские педагоги давно уже перешли к использованию на уроках исключительно адресных вопросов. Ключевое положение их педагогической этики: никогда не задавать вопрос, если не уверен на 100%, что именно этот ребенок знает на него ответ. Ведь если ты «подловишь» (школьный фольклор утверждает: это слово происходит от слова «подлость») ребенка на незнании, то публично растопчешь его достоинство. Поэтому американский учитель сначала называет имя ученика и только после этого задает адресованные именно ему вопросы.
Невозможно себе представить, что в какой-то стране могут не выпустить ребенка в туалет или не разрешить во время урока попить воды... У нас это, к сожалению, возможно. Мы еще можем запросто, не задумываясь о последствиях, пропесочить кого-то из учеников на родительских собраниях, процитировать какую-то ерунду из ученического сочинения так, чтобы хохотал весь класс, публично сообщить частную информацию о состоянии успеваемости, а то и о состоянии здоровья того или иного ученика.
К сожалению, во многих школах так есть и так будет, пока мы не обеспечим последовательный переход к психосберегающим технологиям преподавания и этим наконец реально обеспечим право ребенка на защиту от физического и психологического насилия в школе и дома. Не зря же леворадикальный критик школы Иван Иллич подчеркивал, что школа остается репрессивным институтом, который одновременно на деле сковывает, а на словах пропагандирует личную свободу («Школьные учителя и священники – единственные среди профессионалов, кто чувствует себя вправе совать нос в частные дела своих клиентов и в то же самое время проповедовать неприкосновенность личности перед аудиторией, которая не смеет шевельнуться»).
Вы никогда не задумывались, почему в школе так кричат и взрослые, и малыши? На протяжении всей своей педагогической жизни я вел отчаянную борьбу с криком. Вспоминаю, как после окончания пединститута начал работать организатором внеклассной работы в Созоновской средней школе Кировоградского района. Моим рабочим местом стала «пионерская комната». Рядом был кабинет литературы, где вела уроки молоденькая учительница. Конечно, дети стали ее «испытывать», в ответ чуть ли не на каждом уроке она начинала «наводить порядок в классе». Я вынужден был слушать вопли педагогического отчаяния: «Встать!», «Петренко, за дверь!», «Дневники на стол».
После таких уроков проводил с коллегой собственные сеансы «психотерапии». Я и шутил: «Света, это же дети, а когда ты дико кричишь «Встать!», я тоже вскакиваю с места и вот-вот начну заикаться», и выслушивал монологи на тему: «Это не дети, это...», и советовал, как можно легко изменить стиль взаимоотношений с учениками. Она и плакала, и смеялась... В конце концов кричать перестала и в конце концов через три года вышла замуж за одного из учеников этого класса. Оказалось, что мой призыв полюбить детей можно понять буквально…
В школьном образовании мелочей нет и быть не может, ведь малейшая и страшная в своей обыденности частность может стать той ложкой дегтя, которая испортит любую бочку меда и запросто сведет на нет усилия всего педагогического коллектива.
Наш учитель порой стремится добиться от учеников «глубоких и прочных знаний», причем «любой ценой». Проблема в том, что директор школы часто сосредоточивается исключительно на решении общих задач, а до ежедневных мелочей, часто превращающихся в педагогический абсурд и травмирующих детей, у него не доходят руки. Затем он искренне не понимает, почему ученики не любят школу, в которой все вроде «отдают сердце детям».